«Узнала!» подумал он. И Нехлюдов как бы сжался, ожидая удара. Но она не узнала. Она спокойно вздохнула и опять стала
смотреть на председателя. Нехлюдов вздохнул тоже. «Ах, скорее бы», думал он. Он испытывал теперь чувство, подобное тому, которое испытывал на охоте, когда приходилось добивать раненую птицу: и гадко, и жалко, и досадно. Недобитая птица бьется в ягдташе: и противно, и жалко, и хочется поскорее добить и забыть.
Неточные совпадения
— Как же, пошлем и за ним! — сказал
председатель. — Все будет сделано, а чиновным вы никому не давайте ничего, об этом я вас прошу. Приятели мои не должны платить. — Сказавши это, он тут же дал какое-то приказанье Ивану Антоновичу, как видно ему не понравившееся. Крепости произвели, кажется, хорошее действие
на председателя, особливо когда он увидел, что всех покупок было почти
на сто тысяч рублей. Несколько минут он
смотрел в глаза Чичикову с выраженьем большого удовольствия и наконец сказал...
С тех пор, как
председатель начал говорить, Маслова, не спуская глаз,
смотрела на него, как бы боясь проронить каждое слово, а потому Нехлюдов не боялся встретиться с ней глазами и не переставая
смотрел на нее.
И она вспомнила, как защитник
смотрел на нее, и как
смотрел председатель, и как
смотрели встречавшиеся и нарочно проходившие мимо нее люди в суде.
Председатель посмотрел на часы.
Митя ответил резко, но как-то неожиданно громко, так что
председатель встряхнул даже головой и почти с удивлением
посмотрел на него.
— Прошу вас, — ближе к делу! — сказал
председатель внятно и громко. Он повернулся к Павлу грудью,
смотрел на него, и матери казалось, что его левый тусклый глаз разгорается нехорошим, жадным огнем. И все судьи
смотрели на ее сына так, что казалось — их глаза прилипают к его лицу, присасываются к телу, жаждут его крови, чтобы оживить ею свои изношенные тела. А он, прямой, высокий, стоя твердо и крепко, протягивал к ним руку и негромко, четко говорил...
У него был только один соперник — инспектор врачебной управы Крупов, и
председатель как-то действительно конфузился при нем; но авторитет Крупова далеко не был так всеобщ, особенно после того, как одна дама губернской аристократии, очень чувствительная и не менее образованная, сказала при многих свидетелях: «Я уважаю Семена Ивановича; но может ли человек понять сердце женщины, может ли понять нежные чувства души, когда он мог
смотреть на мертвые тела и, может быть, касался до них рукою?» — Все дамы согласились, что не может, и решили единогласно, что
председатель уголовной палаты, не имеющий таких свирепых привычек, один способен решать вопросы нежные, где замешано сердце женщины, не говоря уже о всех прочих вопросах.
Председатель посмотрел на него строго и, как будто ничего не видал и не слыхал, продолжал...
Новиков
смотрел на него во все глаза, ничего не понимая, и, наконец, спросил: «Что будет угодно приказать?»
Председатель обратился ко мне и сказал мне очень серьезно: «Сергей Тимофеевич, не угодно ли вам потрудиться и вразумить господина секретаря, в чем состоит его должность.
В городе меня принимали радушно, я охотно знакомился. И из всех знакомств самым основательным и, правду сказать, самым приятным для меня было знакомство с Лугановичем, товарищем
председателя окружного суда. Его вы знаете оба: милейшая личность. Это было как раз после знаменитого дела поджигателей; разбирательство продолжалось два дня, мы были утомлены, Луганович
посмотрел на меня и сказал...
Одним из таких счастливцев оказался мой земляк Б-вин, сын
председателя палаты. Он перешел сюда из Казани. Я отыскал его в плохонькой комнате, где-то
на Никитской; но для меня и невзрачная студенческая «меблировка» казалась чем-то соблазнительным, и хотя мы с ним были
на «ты», но я
смотрел на него как
на избранника.
Уважение связей ее с родственницею
председателя редукционной комиссии и желание протежировать высокую отрасль седьмого лифляндского гермейстера побудили баронессу Зегевольд принять ее под свое крыло и
смотреть на ее недостатки снисходительным оком.
В последний год своей все же сравнительно роскошной жизни он был какими-то судьбами, не
смотря на то, что состоял под опекой, избран в товарищи
председателя одного вновь возникшего в Петербурге благотворительного общества и
председателем которого состоял, впрочем, тоже один доктор-маниак.
Как человек, в темноте набежавший
на дерево и сильно ударившийся лбом,
председатель на миг потерял нить своих вопросов и остановился. В кучке свидетелей он попытался найти ответившую так определенно и резко — голос был женский, — но все женщины казались одинаковы и одинаково почтительно и готовно глядели
на него.
Посмотрел список...
Лично я его увидел в первый раз в доме
председателя казенной палаты Я. И. П., где он мне показался очень странным. Во-первых, когда все мы, хозяева и гости, встретили его в зале (в доме П.
на Михайловской улице), он благословил всех нас, подошедших к нему за благословением, и потом, заметив остававшуюся у стола молодую девушку, бывшую в этом доме гувернанткою, он
посмотрел на нее и, не трогаясь ни шагу далее, проговорил...
Вот и звонок. Болтавшая, гулявшая и курившая публика толпой валит в залу, толкаясь в дверях. Из совещательной комнаты выходят гуськом присяжные заседатели, и зала замирает в ожидании. Рты полураскрыты, глаза с жадным любопытством устремлены
на бумагу, которую спокойно берет
председатель от старшины присяжных, равнодушно прочитывает и подписывает. Колосов стоит в дверях и
смотрит, не отрываясь,
на бледный профиль Тани.